Де-Факто N 12 (2012г.)

Эдуард Айказян

 В Москве вышла красиво изданная, снабженная фотоиллюстрациями книга. Однако, никаких выходных данных,  кроме  года издания -2012 – вы в ней   не обнаружите. Автор-Эдуард Асатурович Айказян – издал ее всего в пятидесяти экземплярах , в буквальном смысле слова, для родных и близких. И лиричное название “Листая памяти страницы” предложила его дочь Наринэ.  Прочитав книгу, понимаешь, что интерес она представляет далеко за пределами ближнего круга автора. По сути, описание жизненного пути Эдуарда Айказяна – человека известного и в России и в Армении - это летопись эпохи, преломленная  через одну личную судьбу. Автор начинает повествование с истории своей семьи, рода ванских армян. Эти люди, как и многие другие в Западной Армении, жили своими надеждами, упорно трудились, пока не случилась трагедия 1915 года – резня армян в Османской Турции. Части семьи удалось спастись,  они нашли прибежище и начали все заново в Александрополе-Гюмри, который потом станет Ленинаканом, а затем  снова Гюмри. Родители Эдуарда Айказяна воспитывались в детских приютах Тифлиса и Александрополя. В 1936 году его отец Асатур Айказян был назначен  директором библиотеки Ереванского университета, и семья переехала в Ереван. Эдуард Айказян учился в МГУ,  получил  диплом химика, защитил кандидатскую диссертацию. Серьезно занимался электрохимией под руководством  выдающегося ученого академика А.Н Фрумкина. После стажировки в Кембриджском университете он был направлен на  работу в торговое представительство СССР в Англии, в качестве советника по науке. В период работы в Лондоне Эдуарду Асатуровичу посчастливилось непосредственно работать с Министром химической промышленности СССР Л. А. Костандовым, который в 1967 году посетил Англию по приглашению крупнейшего химического концерна Ай Си Ай для налаживания сотрудничества. Леонид Аркадиевич Костандов, армянин по национальности, родом из Керки (Туркмения). С1965 – 1980 год он был Министром химической промышленности СССР, а с 1980 – 1984 года -  заместителем Председателя Совета Министров СССР. На этом посту он скоропостижно скончался, урна с его прахом помещена в Кремлёвской стене.  После Англии Эдуард Асатурович работал в ГКНТ  под руководством одного из крупных руководителей  советской науки, Заместителя Председателя Совета Министров СССР, Председателя ГКНТ академика В.А. Кириллина в  советско-американской комиссии. Это было время , когда начиналась разрядка между двумя сверхдержавами. И деятельность Управления внешних сношений,  в котором трудился Э.А. Айказян,  была в высшей степени полезной. Работа комиссии вела к тому,  что,   несмотря на все идеологические барьеры и политическое противостояние двух великих стран,  находились точки соприкосновения, прокладывались пути к возможному сближению  двух народов,  сотрудничеству ученых, интеллектуалов. Большой вклад в развитие международных научно-технических связей внёс заместитель Председателя ГКНТ академик Д. М. Гвишиани,  с которым    Эдуард Асатурович имел товарищеские отношения. Ему  довелось общаться с такими выдающимися личностями как бизнесмен Арманд Хаммер, лауреат Нобелевской премии Гленн Сиборг, Дэвид Рокфеллер и др. Особый интерес для читателей нашего журнала может представлять работа Эдуарда Асатуровича на посту постоянного представителя Армянской ССР при Совете Министров СССР. Так получилось, что он стал последним, кто занимал эту должность. О работе постпредов в те времена много не говорилось, а ведь эта работа в своем роде уникальная.  Скажем, послов в разных странах у огромной советской страны было  больше 150-ти-во всех концах планеты. А вот постпредов в Москве – всего 15. Вот об этом десятилетии-с 1981 по 1991 год – в жизни Э.А. Айказяна мы и поговорим с ним подробнее.

-Эдуард Асатурович, в чем была специфика работы постпреда союзной республики? Ведь он с одной стороны находился в своем государстве, с другой должен был четко отстаивать интересы именно своего края.

    - Да,   Постпред  - это был дипломат особого рода. В каждой республике у него были свои задачи. Республики ведь все были разные,  где –то важнее всего было “пробить” через Госплан и Госснаб средства для развития сельского хозяйства, где-то акцент делался на развитии научно-технического прогресса. В Армянской ССР еще в 1941 году была создана своя Академия Наук, возглавленная великим    Иосифом Орбели, там работали  ученые с мировым именем. Поэтому у нас в работе вопросам  науки и культуры  всегда уделялось особое место. Ну а в чем состояла повседневная работа постпредства? Надо было контролировать прохождение предложений руководства республики по социально-экономическому развитию Армении, различных просьб отраслевых министерств и ведомств, в том числе и встречаясь с союзными руководителями. А то бывало, что на бумаге решение есть, а на деле - тормозится. Надо было,  используя налаженные связи в верхах, приводить убедительные аргументы. Или вот, скажем,  приезжает  сельский депутат из армянской глубинки. У него серьезные наказы от избирателей, а он не  то что нужных кабинетов не знает, он в Москве-то первый раз. Значит,   нужно ему помочь, организовать все необходимые встречи.  

   -Работать в постпредстве было престижно?

 -Да, считалось весьма почетным. Достаточно сказать, что постпред имел  ранг заместителя председателя республиканского Совмина, был членом ЦК и депутатом Верховного Совета Армении.   Штат постпредства был небольшой: 17-20 человек. Москва – это общение с людьми из серьезных кабинетов в союзном руководстве и встречи со своим высоким начальством.  Мне довелось  работать  в тесном контакте с нашим Первым секретарем Кареном Сероповичем  Демирчяном и  председателем Совета министров республики Фадеем Тачатовичем Саркисяном. Это были люди разные по характеру и стилю общения, но хорошо дополнявшие друг друга. Думаю,  что с отстаиванием интересов Армении  в Москве, в рамках возможного, мы справлялись неплохо. Предположу еще и такое.  В каких-то случаях эффект мог быть и больше, если бы Карен Серопович действовал как некоторые руководители закавказских республик. Вы помните, что там творилось, когда встречали, к примеру, Леонида Ильича Брежнева?  Но К. С. Демирчян держался с достоинством, и в республике это ценили.

     -Эдуард Асатурович, ведь именно при вас произошло восстановление знаменитого Лазаревского особняка?

-Да, и это я считаю едва ли не главным своим достижением на посту постпреда.  Это была серьезная, трудоемкая, но очень благодарная работа. Ведь мы,  можно сказать, взялись реставрировать армянское сердце Москвы. Проблема назревала давно, ремонта в здании не было  целых 150 лет.   И в конце семидесятых годов прошлого века выглядело оно уже просто плачевно: заметная усадка, всюду трещины.

-Вопрос вопросов нынешних дней – финансирование. Ведь Лазаревский институт - не только историческая реликвия для армян, это колыбель российского востоковедения.

   - Вы правы. Но финансирование реставрации шло только из Еревана, без участия Москвы. Однако российское участие, конечно, было. Мы работали с московскими архитекторами, хорошо знавшими этот стиль - русский ампир, с Комитетом по охране памятников. Нам помогли создать необходимые образцы старинного кирпича, современный кирпич для такой реставрации не подходил.  Помог и  директор Эрмитажа   академик Б.Б. Пиотровский. Он был крупнейшим специалистом по Древнему Востоку, великолепно знал Армению. Жена его была армянкой,   научным работником, и   его сын – нынешний директор Эрмитажа М.Б. Пиотровский, родился в Ереване. Борис Борисович направил к нам в Москву специалиста по искусственному мрамору. Им были облицованы стены и колонны парадного  зала особняка, пришедшие в негодность. Он помог нашим мастерам освоить технологию изготовления искусственного мрамора. Специалисты считают этот зал одним из лучших, сохранившихся в Москве.

   - А вот как раз  вопрос,   смотрящий в прошлое.  В постпредстве могли отмечаться  даты, связанные с историей дореволюционной Армении: 24 апреля, установление Первой республики, годовщина Сардарапатского сражения,  юбилеи,   например , генерала Андраника и других национальных героев?

    -Нет, такого не было. Мы не делали ничего, что могло бы вызвать неправильное толкование.   Конечно, названные вами  события и даты памятны душе и сердцу любого армянина,  но тогда постпредство не могло выйти за рамки того, что было разрешено Москвой. Иначе мы бы просто  сильно подставили руководство республики, надо было соблюдать лояльность. Но это не значит, что мы не вносили свой вклад в развитие знаний об Армении, я бы сказал инициативно. В частности,  была организована воскресная школа изучения армянского языка для детей и взрослых. По этому поводу я несколько раз встречался со вторым секретарем Московского горкома, объясняя, зачем это нужно. В итоге, у нас обучалось несколько десятков ребят. Для них были выписаны педагоги, преподававшие в республике армянский язык как иностранный. Выпускной вечер школы был для всех нас  настоящим праздником. В отреставрированных залах Дома Лазаревых часто проводились выставки работ армянских художников, устраивались концерты, в которых принимали участие, как местные, так и зарубежные исполнители.

-Эдуард Асатурович, мы, покамест, беседовали о достаточно  спокойных  советских временах. Когда стали чувствоваться первые признаки  напряженности?

  -Для нас это,   конечно,  был Карабахский вопрос. В конце 1987 года в Москву прилетела делегация НКАО, в ее составе был и Роберт Кочарян, будущий президент Армении, а тогда руководитель партийной организации Карабахского шелкового комбината. Они хотели говорить о проблеме Нагорного Карабаха в ЦК КПСС, причем, с  очень  радикальных позиций, ставя сразу вопрос о присоединении НКАО к Армянской ССР. Им было организовано несколько встреч, наивысший уровень был   сектор ЦК  по работе с союзными республиками. Насколько я понимаю,  делегацию  просто внимательно выслушали. Но они интерпретировали эту встречу в сторону того, что им очень хотелось услышать. И настроились продолжать борьбу. Думали, что их вполне обоснованные требования исторической справедливости начинают находить отклик. Надо сказать, что их оптимизм перекинулся и на Армению, там был создан комитет “Карабах”.  Тем трагичнее был воспринят ими кровавый “ответ” Сумгаита в феврале 1988 года.   Все это очень встревожило Карена Демирчяна, тогдашнего руководителя Армении.

  -Верно ли, что когда началось “бурление” в самой Армении, он на одной из встреч с людьми раздраженно бросил: что вы от меня хотите, у меня Карабах, по-вашему,  в кармане пиджака лежит?

- Был такой эпизод. Карен  Серопович призывал не спешить. Он  прекрасно понимал, что ключи от замков находятся в Москве, а ей эти проблемы совсем ни к чему. Он очень опасался неконтролируемого развития событий, заглядывая вперед,  чувствовал, что мирно все это вряд ли кончится. Ведь были и встречи руководства республики с М. С. Горбачевым. Приезжали к нему Католикос Вазген I, наши известные литераторы Сильва Капутикян  и Зорий Балаян. Но карабахцы не соглашались ни на какие предложения Центра.

      -А дальше?

-А дальше постпредство ощутило последствия событий уже не на эмоциональном уровне, а вполне конкретно. В нашем здании сконцентрировалось более ста семей беженцев со всего Азербайджана. Люди были издерганы, многие никак не соглашались переехать в гостиницы,  скажем,  на окраине Москвы,  хотели находиться только в центре столицы. Это,  кстати,  не так просто, тут психология. У них еще оставалась надежда на Кремль, который  во всем  разберется по справедливости, накажет погромщиков. И им хотелось буквально физически быть поближе к Верховной власти. Драматизм ситуации во многих случаях усугублялся и наличием смешанных браков. И получилось так, что армянские жены с детьми жили у нас,  а их мужья – в Азербайджанском постпредстве. Мы приглашали их перебраться к нам, но вражда уже слишком сильно  витала в воздухе. Кстати, с  постпредом Азербайджана  того времени мы были в нормальном контакте. Спокойный доброжелательный человек. Он, по-моему, искренне переживал происходящее. Как-то  даже сказал мне:  “Если бы все так общались,  как мы с Вами, конфликт был бы улажен”.

-Приходилось слышать мнение, что если бы у руля в Баку был  в то время Гейдар Алиев, то это способствовало бы сворачиванию напряженности.

-Что ж, я не исключаю, что это могло быть возможным. Гейдар Алиев был политик мудрый,  гибкий и очень трезвый. Он это и подтвердил, когда, вернувшись к власти в Азербайджане, прекратил явно проигрываемую войну.  Но для разруливания ситуации нужно было,   чтобы и в Ереване в это время был руководитель, адекватный ему, с которым он мог бы общаться в одной системе координат, такой  как Карен Демирчян, который к тому времени был уже отстранён от власти решением  Политбюро ЦК КПСС. Я,  кстати,   должен сказать,   что и Абдурахман Везиров, сменивший Багирова после Сумгаита,  пытался как-то выправить ситуацию . Это  человек образованный,  он занимал высокие дипломатические посты в Советском Союзе. Я могу рассказать об одной акции, предпринятой им, об этом очень мало кто знает.

С оттоком армян из Азербайджана начала ощутимо страдать экономика республики. Ведь это были специалисты высокой квалификации, очень часто – главные инженеры, главные технологи, главные врачи. Везиров лично позвонил мне и просил организовать встречу министров из Азербайджана с их  бежавшими от погромов коллегами. И в наше постпредство приехали несколько министров из Баку: легкой промышленности, химической, пищевой и бытового обслуживания. Были выделены кабинеты, где они могли бы поговорить со специалистами-армянами  из Азербайджана. Многих из них министры знали лично. Я ни на одной из этих встреч сознательно не присутствовал,   чтобы не чувствовалось никакого давления. Встречи длились по многу  часов.  Потом я поговорил с министрами.  Они рассказали, что осудили  произошедшее, уверяли,  что акции насилия были спонтанными, а не подготовленными, и  что   будут приняты все меры, чтобы эти ужасы не повторились. И очень звали своих коллег-армян  вернуться в Азербайджан. Но те, хоть и выразили доверие лично  к своим бывшим руководителям, были отнюдь не уверены, что они  смогут обеспечить их безопасность. Двое-трое потом действительно посетили свои прежние места работы, билеты им обеспечило наше постпредство.  Но они  приехали обратно  с намерением  больше не возвращаться. Скорее  всего ,   они совершили эти поездки просто из уважения к своим прежним руководителям.

   - 1988 год был просто трагическим для армянского народа. Ведь не успели все прийти в себя от начала событий вокруг Нагорного Карабаха, как случилось землетрясение 7 декабря.

   -Да, на нас сразу вместе с горем обрушилось море задач. Нужно было форсировать  скорейшее прохождение помощи, которая шла в Армению из Москвы и буквально из всех союзных республик. Тут трудно переоценить роль Николая Ивановича Рыжкова, он помогал всей душой, очень справедливо - так,  что ему поставлены памятники в Армении. Удалось получить необходимое медицинское оборудование из-за рубежа. Мы ночевали в аэропортах,    принимая его. Из Армении привозили пострадавших,   мы размещали их в московских клиниках. Ухаживать за земляками взялись студенты-добровольцы,  учившиеся в Москве.  Приходили самые разные люди, причем, не только армяне. Помню  пожилую русскую женщину, которая принесла к нам в Армянский переулок баночку меда, это было очень трогательно.

            Большую помощь нам оказывали зарубежные страны. К нам приезжали спасатели, врачи, бизнесмены. Одним из первых на своём самолете в Армению прилетел Арманд Хаммер. Он привёз медикаменты и медицинское оборудование, и лично вручил правительству Армении чек на 1 миллион  долларов США.

 -Скажите,   ведь именно тогда стало возможно масштабное общение со спюрком-армянской диаспорой.

-Давайте  сделаем небольшое отступление. Напомню: Комитет по работе со спюрком существовал и при советской власти,  достаточно активно занимаясь культурными связями с соотечественниками. Против  этого ЦК КПСС не возражал. Я по этой линии имел контакты в Германии, в Аргентине.   Во время работы в Лондонском торгпредстве  я посещал “Армянский дом”, многие из его активистов воспринимали Армению, пусть и Советскую,  как Родину. Более того, в 1970 году они предложили отметить пятидесятилетие установления Советской власти в Армении. Я сообщил об этом тогдашнему послу СССР в Великобритании М.Н. Смирновскому, он запросил Москву,  и разрешение провести такой приём  было получено. Мы раздали 200 билетов, а пришло 400 человек.  Да,  внутри самой диаспоры были разные мнения, руководство влиятельной партии “Дашнакцутюн” не признавало Советскую Армению, как и вообще Советский Союз. Но действительно, трагедия Спитака и Ленинакана прорвала плотину, зарубежные армяне очень живо откликнулись на беду. Достаточно вспомнить какую работу по организации помощи пострадавшим от стихии  провел Шарль Азнавур, сколько он вложил сил в это дело. С этого момента участие  диаспоры в жизни Армении  стало уже постоянным явлением.

-Как случилось, что вы оставили  кресло постпреда? Ведь став последним постпредом Армянской ССР, вы могли войти в историю как первый Посол  Республики Армения в Москве.

-Наступили иные  времена, в Ереване менялось руководство, во власть приходили совершенно новые люди. Не хочу всех стричь под одну гребенку,  но у очень  многих из них  самоуверенность была заметно выше компетентности. Были вещи, с которыми я принципиально не мог  согласиться.   Узнав о моем намерении уйти,  со мной беседовал новый премьер-министр Вазген Манукян. Говорил  долго, старался убедить меня не оставлять пост. Затем было общение с президентом Левоном Тер-Петросяном. Он не был многословен, но задал принципиальный вопрос: “Вам что, намекали, чтобы вы ушли?”  Я честно ответил, что такого не было. “Тогда почему же Вы уходите?”. Но я своего решения не изменил. Это и этически было правильно и дипломатическая практика такова: чаще всего новое руководство меняет своего посла в ключевых странах. А тут речь шла уже не о новом руководстве, а о новой эпохе. 

-Но связей с Родиной вы не прерываете?

-Кончено  же нет. Мы с супругой,  детьми и внуками постоянно бываем в  Армении, всегда общаемся с моим старшим братом Петросом,   известным в стране  музыкантом и педагогом, многочисленными родственниками. Мои  внук и внучка неплохо знают армянский язык. Это общение с родиной дарит нам большую радость.

-Какие увлечения есть у вас в жизни?

 -На протяжении всей моей жизни я  серьёзно увлекаюсь музыкой. В моей довольно большой  фонотеке собраны диски и пластинки оперной,  симфонической и камерной музыки. В ней представлена  западная,  русская   и армянская классика. В настоящее время я продолжаю работу над книгой,  которая  и послужила поводом для нашего разговора. Помимо увеличения тиража я хочу изменить ее структуру,   расширив  “деловую” часть и сократив главы, относящиеся к истории рода Айказянов.

Эдуард Асатурович скоро будет праздновать 85-летний юбилей. Однако годы не мешают его живому   восприятию всего,  что происходит вокруг. Его интересно слушать, потому что  оценки  этого умудренного опытом человека,  как правило, не бывают категоричными. Чувствуется, что ему важнее разобраться в сути событий, а не раскритиковать кого-то, даже того, с кем он принципиально не согласен. Поэтому есть все основания полагать, что   книга “Листая памяти страницы”   вызовет большой интерес, когда дойдет до более широкого круга читателей.

Интервью с Э.А. Айказяном провел почетный Академик  Академии телевидения и радио Армении Леонид Иоффе.